Неточные совпадения
В коляске, запряженной парой черных зверей, ноги которых
работали, точно рычаги фантастической
машины, проехала Алина Телепнева, рядом с нею — Лютов, а напротив них, под спиною кучера, размахивал рукою толстый человек, похожий
на пожарного.
Баркас выскользнул
на мутное взморье, проплыл с версту, держась берега, крякнул, вздрогнул, и
машина перестала
работать.
«Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди тысяч пять в год
заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою
на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру, волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как
машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
Вечером Тушин звал Райского к себе
на неделю погостить, посмотреть его лес, как
работает у него
машина на паровом пильном заводе, его рабочую артель, вообще все лесное хозяйство.
Именно ведь тем и хорош русский человек, что в нем еще живет эта общая совесть и что он не потерял способности стыдиться. Вот с победным шумом грузно
работает пароходная
машина, впереди движущеюся дорогой развертывается громадная река, точно бесконечная лента к какому-то приводу, зеленеет строгий хвойный лес по берегам, мелькают редкие селения, затерявшиеся
на широком сибирском приволье. Хорошо. Бодро. Светло. Жизнь полна. Это счастье.
Напротив, голова ужасно живет и
работает, должно быть, сильно, сильно, сильно, как
машина в ходу; я воображаю, так и стучат разные мысли, всё неконченные и, может быть, и смешные, посторонние такие мысли: «Вот этот глядит — у него бородавка
на лбу, вот у палача одна нижняя пуговица заржавела…», а между тем все знаешь и все помнишь; одна такая точка есть, которой никак нельзя забыть, и в обморок упасть нельзя, и все около нее, около этой точки ходит и вертится.
Заваленный делами, постоянно озабоченный приращением своего состояния, желчный, резкий, нетерпеливый, он не скупясь давал деньги
на учителей, гувернеров,
на одежду и прочие нужды детей; но терпеть не мог, как он выражался, нянчиться с писклятами, — да и некогда ему было нянчиться с ними: он
работал, возился с делами, спал мало, изредка играл в карты, опять
работал; он сам себя сравнивал с лошадью, запряженной в молотильную
машину.
В первом корпусе
работала небольшая паровая
машина, так как воды в заводском пруде не хватало и
на ползимы.
На Рублихе пока сделана была передышка.
Работала одна паровая
машина, да неотступно оставался
на своем месте Родион Потапыч. Он, добившись цели, вдруг сделался грустным и задумчивым, точно что потерял. С ним теперь часто дежурил Матюшка, повадившийся
на шахту неизвестно зачем. Раз они сидели вдвоем в конторке и молчали. Матюшка совершенно неожиданно рухнул своим громадным телом в ноги старику, так что тот даже отскочил.
Для фабрики это обстоятельство являлось целым событием: в Мурмосе целых две паровых
машины работали, а
на Ключевском одна вода.
Вавило и Таврило были знаменитые катальные мастера, бросавшие двенадцатипудовую рельсовую болванку
на катальной
машине с вала
на вал, как игрушку; Спиридон, первый силач,
работал у обжимочного молота.
Тем не менее газетная
машина, однажды пущенная в ход,
работает все бойчее и бойчее. Без идеи, без убеждения, без ясного понятия о добре и зле, Непомнящий стоит
на страже руководительства, не веря ни во что, кроме тех пятнадцати рублей, которые приносит подписчик, и тех грошей, которые один за другим вытаскивает из кошеля кухарка. Он даже щеголяет отсутствием убеждений, называя последние абракадаброю и во всеуслышание объявляя, что ни завтра, ни послезавтра он не намерен стеснять себя никакими узами.
Гулять
на улицу меня не пускали, да и некогда было гулять, — работа все росла; теперь, кроме обычного труда за горничную, дворника и «мальчика
на посылках», я должен был ежедневно набивать гвоздями
на широкие доски коленкор, наклеивать
на него чертежи, переписывать сметы строительных работ хозяина, проверять счета подрядчиков, — хозяин
работал с утра до ночи, как
машина.
Наша правдивая история близится к концу. Через некоторое время, когда Матвей несколько узнал язык, он перешел
работать на ферму к дюжему немцу, который, сам страшный силач, ценил и в Матвее его силу. Здесь Матвей ознакомился с
машинами, и уже
на следующую весну Нилов, перед своим отъездом, пристроил его в еврейской колонии инструктором. Сам Нилов уехал, обещав написать Матвею после приезда.
Несколько дней газеты города Нью-Йорка, благодаря лозищанину Матвею,
работали очень бойко. В его честь типографские
машины сделали сотни тысяч лишних оборотов, сотни репортеров сновали за известиями о нем по всему городу, а
на площадках, перед огромными зданиями газет «World», «Tribune», «Sun», «Herald», толпились лишние сотни газетных мальчишек.
На одном из этих зданий Дыма, все еще рыскавший по городу в надежде встретиться с товарищем, увидел экран,
на котором висело объявление...
— Нет, люди сами
работать не будут, — сказал Передонов, —
на все
машины будут: повертел ручкой, как аристон, и готово… Да и вертеть долго скучно.
Деревянный сарай над жилкой, дробильная
машина и главный корпус, где совершалась промывка золота, дополняли картину прииска,
на котором теперь
работало до трехсот человек.
— Швейные, швейные; надо всем, всем женщинам запастись швейными
машинами и составлять общества; этак они все будут хлеб себе
зарабатывать и вдруг независимы станут. Иначе они никак освободиться не могут. Это важный, важный социальный вопрос. У нас такой об этом был спор с Болеславом Стадницким. Болеслав Стадницкий чудная натура, но смотрит
на эти вещи ужасно легкомысленно. Все смеется… Дурак!
Вышел я — себя не помню. Пошел наверх в зал, прямо сказать — водки выпить. Вхожу — народу еще немного, а
машина что-то такое грустное играет… Вижу, за столиком сидит Губонин, младший брат. Завтракают… А у Петра Ионыча я когда-то
работал,
на дому проверял бухгалтерию, и вся семья меня знала, чаем поили, обедом кормили, когда я долго засижусь. Я поклонился.
— Достаточно и этих подлецов… Никуда не годен человек, — ну и валяй
на сплав! У нас все уйдет. Нам ведь с них не воду пить. Нынче по заводам, с печами Сименса […с печами Сименса. — Сименс Фридрих, немецкий инженер, усовершенствовал процесс варки стали.] да разными
машинами, все меньше и меньше народу нужно — вот и бредут к нам. Все же хоть из-за хлеба
на воду
заработает.
— Постой, — сказал он, ткнув палкой в песок, около ноги сына. — Погоди, это не так. Это — чепуха. Нужна команда. Без команды народ жить не может. Без корысти никто не станет
работать. Всегда говорится: «Какая мне корысть?» Все вертятся
на это веретено. Гляди, сколько поговорок: «Был бы сват насквозь свят, кабы душа не просила барыша». Или: «И святой барыша ради молится». «
Машина — вещь мёртвая, а и она смазки просит».
—
Работать… что такое
работать… пхэ! Лошадь
работает,
машина работает, вода
работает… так? А Гараська — золотой человек. У него голова
на плечах, а не капустный вилок, как у других. Знаете, что я вам скажу, — задумчиво прибавил Бучинский: — я не желал бы одной ночи провести вместе с этим Гараськой где-нибудь в лесу…
За спинами у них хаотически нагромождены ящики,
машины, какие-то колеса, аристоны, глобусы, всюду
на полках металлические вещи разных форм, и множество часов качают маятниками
на стенах. Я готов целый день смотреть, как
работают эти люди, но мое длинное тело закрывает им свет, они строят мне страшные рожи, машут руками — гонят прочь. Уходя, я с завистью думаю...
Рассмеялся доктур и уехал, а я третий год
на машине работаю после того и живехонька…
Чем жила Галактионовна — трудно сказать; но она жила в своей собственной избушке, и ей оставалось
заработать на хлеб, чего она достигала при помощи швейной
машины, стучавшей в ее избушке по вечерам; если не было работы, Галактионовна посвящала свои досуги поэзии, и в ее стихах из года в год проходили события и лица Пеньковского завода.
Через четверть часа «Коршун» уж подал буксиры
на «Забияку» и стал его тащить…
Машина работала самым полным ходом.
Ведерников
работал на их же конвейере,
на прижимной
машине. Он подумал и сказал...
— Ты месяц
поработал, да опять к себе
на машину уйдешь! Норму накрутишь, а сам выполнять ее не будешь. Не видали мы, как ты, высуня язык, с колодками бегал от конвейера к конвейеру?
Юрка Васин в это время вел ударную работу в вальцовке. С ним еще два парня-комсомольца. Их цель была доказать, что один рабочий может
работать одновременно
на двух вальцовых
машинах, — до сих пор все
работали на одной. Гриша Камышов, секретарь их цеховой комсомольской ячейки, «ударялся» со своими подручными тут же,
на огромном трехзальном каландре.